Древнейшие дошедшие до нас славянские письменные памятники выполнены двумя значительно различающимися азбуками – глаголицей и кириллицей. История их происхождения сложна и не ясна до конца.
Название «глаголица» образовано от глаголъ – «слово», «речь». По алфавитному составу глаголица почти полностью совпадала с кириллицей, но резко отличалась от нее формой букв. Установлено, что по происхождению буквы глаголицы в большинстве своем связаны с греческим минускульным алфавитом, некоторые буквы составлены на основе самаритянского и древнееврейского письма. Существует предположение, что эта азбука была создана Константином Философом.
Глаголица широко применялась в 60-х годах 9 века в Моравии, откуда проникла в Болгарию и Хорватию, где существовала до конца 18 века. Изредка употреблялась он и в Древней Руси.
Глаголица хорошо отвечала фонемному составу старославянского языка. Кроме новоизобретенных букв в нее были включены соответствия греческим буквам, в том числе и такие, которые в принципе не были нужны для славянского языка. Этот факт говорит о том, что славянская азбука, по убеждению ее создателей, должна была вполне соответствовать греческой.
Какая из двух азбук была изобретена первой и по сей день остается тайной, однако утверждения о том, что глаголица появилась раньше кириллицы, является достаточно обоснованным. Например, имеются ряд палимпсестов, т.е. рукописей, в которых устранен имевшийся в них ранее текст, а на его место нанесен новый. В славянских палимпсестах часто кириллический текст нанесен на место устраненного глаголического.
Всматриваясь в глаголицу (см. Приложение), можно заметить, что формы букв ее очень замысловатые. Знаки часто строятся из двух деталей, расположенных как бы друг на друге. Это явление замечается и в более декоративном оформлении кириллицы. Простых круглых форм почти нет. Они все связаны прямыми линиями. Современной форме соответствуют лишь единичные буквы (ш, у, м, ч, э).
По форме букв можно отметить два вида глаголицы. В первой из них, так называемой болгарской глаголице, буквы округлые, а в хорватской, называемой также иллирийской или далмацийской глаголицей, форма букв угловатая. Ни тот, ни другой вид глаголицы не имеет резко очерченных границ распространения. В позднейшем развитии глаголица переняла много знаков у кириллицы. Глаголица западных славян (чехов, поляков и других) продержалась сравнительно недолго и была заменена латинским письмом, а остальные славяне перешли позже на письмо кириллического типа. Но глаголица не исчезла совсем и до настоящего времени. Так, она употребляется или, по крайней мере, употреблялась до начала второй мировой войны в кроатских поселениях Италии. Глаголическим шрифтом даже печатались газеты.
Название другой славянской азбуки – кириллицы – произошло от имени славянского просветителя 9 века Константина (Кирилла) Философа. Существует предположение, что именно он является ее создателем, однако точных данных о происхождении кириллицы нет.
В алфавите кириллицы насчитывается 43 буквы. Из них 24 заимствованы из византийского уставного письма, остальные 19 изобретены заново, но в графическом оформлении уподоблены первым. Не все заимствованные буквы сохранили обозначение того же звука, что и в греческом языке, - некоторые получили новые значения в соответствии с особенностями славянской фонетики.
На Руси кириллица была введена в 10-11 веках в связи с христианизацией. Из славянских народов кириллицу дольше всех сохранили болгары, но в настоящее время их письмо, как и письмо сербов, одинаково с русским, за исключением некоторых знаков, предназначенных для обозначения фонетических особенностей.
И все же остается вопрос: которую из двух азбук создал Константин (Кирилл) Философ? К сожалению, ответить на него окончательно так и не удалось. Существует несколько гипотез, различной степени достоверности. Одни полагают, что Константин создал глаголицу, а кириллица – лишь результат ее позднейшего усовершенствования. Другие считают, что к моменту создания Константином глаголицы кириллица уже существовала. Третьи утверждают, что Константин создал кириллицу, преобразовав глаголицу по образу греческого устава.
А.Е. Супрун предлагает следующий вариант реконструкции возникновения славянской письменности. В докирилло-мефодиевский период славяне не обладали развитой системой письма. В качестве мнемотехнического средства использовались резы, а для передачи отдельных слов, возможно, латинское и греческое письмо без приспособления. Получив задание перевести христианские книги на славянский язык для Моравии, Константин создал глаголицу. Именно она, возможно, несколько усовершенствованная, была применена в Великой Моравии, Паннонии (а оттуда и в Долмации, у хорватов) и была привезена Климентом Охридским в Болгарскую державу. Церковь в ней была сильно связана с византийской и греческой, а потому именно здесь была сделана попытка приблизить славянское письмо к греческому. Буквы, имевшиеся в греческом унициальном письме, были положены в основу новой славянской азбуки – кириллицы. Глаголица и кириллица какое-то время сосуществовали. Затем началась постепенная замена глаголических книг кириллическими, в Болгарии глаголическое письмо забывалось. Однако в Чехии и Далмации, где церковь была ориентированна на Рим, только оно и получило широкое распространение. Кириллица же распространилась в Сербии, а так же стала практически единственным славянским письмом на Руси.
ЧТО МЫ ЗНАЕМ О ГЛАГОЛИЦЕ
Начертание букв глаголицы совершенно не греческое.
Глаголица была названа так не по четвертой букве (глаголу), а потому, что она составляет собрание знаменательных, говорящих знаков (глагол — слово; глаголати — говорить).
В 1848 году отечественный филолог Срезневский И.И. писал: «Особенность многих глаголических букв приводит издавна к заключению, что глаголица есть древняя азбука языческих славян и, следовательно, древнее кириллицы…..»
Предположительно глаголица поначалу обслуживала западных славян (моравы) и западную часть южных славян (словенцы, иллирийцы, хорваты)
На то, что глаголица дохристианская азбука указывает не только её расшифровка, судя по которой она может происходить от рунического послания: "Я буквами знание передаю, ценность имеющее, живите зело, земля и также Деревья, как люди, осознайте нашу единую основу существования..."
Понятно, что само существование глаголицы подрывает легенду о внесении нам письменности извне. Но в данный момент интереснее раскрыть её истинное происхождение.
Обратим внимание, что ГЛАГОЛИЦА — совершенно не похожа на греческую КИРИЛИЦУ.
В отличие от кирилицы, глаголица имеет свою последовательность знаков и свое название букв.
В глаголице числовые значения букв упорядочены в соответствии с порядком букв.
а в кириллице они привязаны к числовым значениям соответствующих букв греческого алфавита, при переписке текстов искажается хронология.
Каждая буква глаголицы играла роль цифры. Первоначально было 36 букв-цифр: девять обозначали единицы, девять - десятки, девять - сотни и последние девять - тысячи.
В ранних славянских рукописях отсутствуют надстрочные знаки и знаки препинания.
На большую древность глаголицы указывают
На большую древность глаголицы, во-первых, указывают и палимпсесты (рукописи на пергаменте, в которых старый текст соскоблен и по нему написан новый). На всех сохранившихся палимпсестах соскоблена глаголица и новый текст написан на кириллице. Нет ни одного палимпсеста, в котором была бы соскоблена кириллица и по ней написана глаголица.
Тексты переписывающиесяся с глаголического письма на кириллицу содержат хронологические ошибки в датах, поскольку числовое значение букв глаголицы и кириллицы не совпадает.
В новгородской рукописи списанной с древней глаголической рукописи 1047 года, сказано в предисловии: «Яко сподоби мя написати книги си ис курилоце». Подпись пророк Упырь Лихой. Весьма красноречиво.
Кирилл, ещё до создания кирилицы, находил славянские книги и человека, "глаголющего тою беседою", который и научил его читать книги.
Еще в 972 г. некоторые официальные документы на Руси писались глаголицей. Да и вряд ли могло быть иначе: Светослав был ярым врагом христианства, а кириллица была христианским письмом.
Если псалтырь, переписанная из старой славянской Псалтыри, написанной по приказу и коштом Феодора, последнего архиепископа Салоны, разрушенной около 640 г., то славянский глаголический оригинал относился по крайней мере к 1-й половине VII в., Кирилл же родился в 827 г.
В 1766 г. граф Клемент Грубисич (Klemens Grubisich) издал в Венеции книжку "In originem et historiam alphabet! Slavonic! Glagolitici, vulgo Hieronymiani disquisitio". Заглавие говорит само за себя.
Грубисич утверждает, что глаголица была составлена задолго до Р. X. неким Fenisius"ом из Фригии, взявшим в основу гетские руны (сопостваляю: геты - "восточные готы", славяне, самоназвание древляне), и это доказывают некоторые финикийские монеты, несущие глаголическое "Б"
Около 1640 г. Рафаил Ленакович (Raphael Lenakovich) написал диалог "De litteris antiquorum Illyriorum", в котором он говорит почти то же самое, но более чем на 125 лет раньше Грубисича.
Вильгельм Постелл в работе "Linguarum XXII charac-teribus dinerentium alphabetum". Ко всему этому добавим, что I. von Hahn нашел у албанцев алфавит, приписываемый албанцу BUthakukyc, очень похожий на глаголицу. Полагают, что этот алфавит был введен во II в. во времена христианизации албанцев. Из вышесказанного ясно, что история глаголицы совершенно не такова, какой ее представляют, в особенности наши филологи и историки.
Вышеизложенные данные (а их, конечно, можно собрать гораздо больше) совершенно игнорируются филологами.
Зная что глаголица на века древнее кириллицы, много исторических документов или отдельных надписей можно переоценить: если глаголицу, как это принимают, создал кто-то в IX в., то всякий документ глаголицей до этого времени будет отрицаться лишь потому, что, мол, глаголицы тогда еще не было.
Дело даже не в том, что первично, а что вторично. Дело в том, что сейчас уже практически невозможно понять, что действительно написано в послании наших предков, хотя это и считается древнеславянским языком. Нет ни одного точного перевода зашифрованного текста, а еще говорят, что этрусское не читается. Мы уже и русское с трудом понимаем!
На широких стогнах и ночных кострах
Жгли языческое «чернокнижие»
Всё, что русский люд испокон веков
На бересте чертал глаголицей,
Полетело мохом в гортань костров,
Осенённых царьградской троицей.
И сгорели в книгах берестяных
Дива дивные, тайны тайные,
Заповедный голубиный стих,
Травы мудрые, звезды дальние.
ГЛАГОЛИЦА ПЕРЕДАЁТ СОКРОВЕННЫЕ ЗНАНИЯ
“
Азъ - Я от имени всевидящего (начертание парящей птицы, руна Ансуз)
Боукы - Буквы (на буковых дощечках)
Веде - Знания
Глаголъ - Рассказываю, передаю
Добро - Польза, ценность
Есть (есте) - есть (3-е л. ед. ч. от глагола “быть”), иметь, имеет
Я буквами знания передаю, пользу имеющие
Живйте - Живите
Зело - "s,Z" звонкое "ц" звучание похоже на Цело и
Дело (дзело)- крепко, целостно, ревностно (зелот - ревнитель, укрепитель), богато (целковый - тоже от слова Zело, не зря этой буковой доллар обозначили). А во Всеясветной Грамоте это символ зла(!) видимо в продолжение утверждения, что деньги, богатство и процветание - зло
Живите крепко, целостно, ревностно, богато
Земля - Планета Земля и другие Планеты
Иже - также
i с двумя точками- с ними
Дерьвь - деревья, растения
Како- подобны
Люди- людям
Земля (планеты) также и Деревья, растения подобны людям
Мыслйте - Осознайте
Нашъ - наш
Онъ (оный)- единый, общий
Покой - покой, основа существования (покоиться, основываться на...)
Осознайте нашу единую основу существования
Рцы- Произноси
Слово- слово
Твердо - твердь, твердыня, материя
Изречённое слово материально
Укъ(оук)- Сосредоточить, укрепить
Фретъ, ф(ъ)ретъ(живая Фита, живая спора)- семя, энергия жизни
Херъ- сакральная чакра
Укрепи семя в сакральной чакре
Оть- Оттуда
Цы (ци, цти) - энергия
Чреве (не "черве"как в кирилице)- живот
Оттуда подними энегию в живот
Ш(т)а - Чтобы
Ща (удлиннённая вертикальная черта в центре)- Щит, также три силы, центральная - связь с землёй (поза с поднятыми руками)
Еръ (ъ) - отделить, разделить
Ыры - сильное, грубое, тяжёлое
Ерь (мягкий знак) - слабое, тонкое, лёгкое
Юс малый, Юс большой, Юс малый йотированный, Юс большой йотированный (носовые звуки - э, о, е, ё) мантра (?)
Чтобы объединив три силы, отделить грубое от тонкого
Ясъ - Свет, ясность
Ять (яти)- постичь, иметь
Пси - психическая энергия
Фита (спора)- способность, умение, результативность (пример: спорый человек, дело спорится)
Ижица - (напоминает веретено с намотанной пряжей или косую "галочку")Накопление (воплощение)
Свет постигнешь психической энергии накопления (воплощения)
Похоже на друидов, кавказскую и египетскую йогу, "Изумрудную Скрижаль" Гермеса, алхимические трактаты
Да, вот ещё интересно...
Сейчас начертание "Херъ" похожее в глаголице на мужской оплодотворяющий орган (собственно, религия Рода в древние века и почиталась) называется мягкий знак (!?) мало того, Херъ стали обозначать косым крестом, а во "Всеясветной грамоте", расшифровывают Херъ как "Икс-хромосома, женское начало") - истинное распятие мужского начала на Руси.
Какой-же ХЕРЪ женское начало, спросить-бы у автора, тем более он и писался абсолютно как мужское. Извиняюсь за фрейдистский уклон.
Что ещё насчет глаголицы и кирилицы. Кирилица, похоже, намеренно была создана вслед за глаголицей для сокрытия знаний, которые передали непосредственно высшие боги (Аз Боги Веды Глаголь)
Глаголица была распространена более у западных славян, поскольку Римская католическая церковь была лояльна к глаголице, а Византийская за неё преследовала.
В кирилице также заменили числовые значения букв (цифры раньше писали буквами с чертой сверху), что повлекло за собой путаницу и искажение истории
Первая буква глаголицы есть крест, альфа, а последняя буква - есть круг, омега. Все другие глаголические буквы графически укладываются в модель между первым и последним буквенными знаками. ...
Апокалипсис св. Иоанна Богослова даёт символический ориентир - Альфу и Омегу:
Я есмь Альфа и Омега, начало и конец...
Я есмь Альфа и Омега, Первый и Последний...
Альфа и Омега суть буквы, символы. Между Альфой и Омегой развёрнут Алфавит, символ символов. Алфавит - своеобразный ковчег для Слова. И одновременно он есть постав, постановление, закон, и ни одна буква из закона не должна пропасть. "Скорее небо и земля прейдут, нежели одна черта из закона пропадёт."
В нашей кириллице Омега - далеко не "конец", за Омегой следуют 5, 6, 7,... 19 букв. В разных источниках разное количество следований. В Букваре, составленном Иваном Федоровым в 1574 году за Омегой следуют пять букв, в Энциклопедии русского языка под редакцией Ф.П.Филина - девятнадцать. В этом же словаре (Москва, 1979) на вклейке с фотографией иконы св. Кирилла и Мефодия из церкви Святого Воскресения в Софии, на свитке с изображением славянской азбуки Омега обнаруживается в предпоследнем ряду над ижицей...
Вообще, завершить славятскую азбуку ижицей - это что-то. Не ересь ли это?
"Ни одна черта или ни одна иота не прейдет из закона, пока не исполнится все."
Однако через Омегу - переступили. Буквально. Значит, всё - исполнилось. Символически.
Ведь нельзя же допустить, что равноапостольные Кирилл и Мефодий не знали Откровения св.Иоанна Богослова.
Глаголица — древняя славянская азбука, создана славянским проповедником святым Константином (Кириллом) Философом и его братом Мефодием в 863 году по просьбе Моравского князя Ростислава, для записи церковных текстов на славянском языке. Считается, что кириллицу разработали последователи Кирилла и Мефодия на основе греческого унциального письма и устава.
Глаголица считается более ранней азбукой, чем кириллица. Древнейшая сохранившаяся глаголическая надпись относится к 893 году и сделана в церкви болгарского царя Симеона Великого (864-927) в Преславе. Древнейшие рукописные памятники, написанные на глаголице архаичным языком — «Киевские листки», датируемые X веком.
Граффити на глаголице в Преславе, Болгария
В начале X века Черноризец Храбр в трактате «О письменах» подчеркивает различие в написании греческих букв и славянской азбуки Кирилла и Мефодия, видимо глаголицы:
«Тем же славянским письменам более святости и чести, что святой муж сотворил их, а греческие - эллины поганые. Если же кто скажет, что не устроил их добро, потому что доделывают их ещё, в ответ скажем этим: и греческие также многажды доделывали ».
Глаголическая и кириллическая азбука в своих древнейших вариантах почти полностью совпадают по звучанию, различаясь только формой написания букв.
Глаголица отличается от кириллицы замысловатой формой букв. В основе построения букв в азбуке глаголицы лежат круг — символ бесконечности, и треугольник — символ мудрости.
Башканская плита, XI век. Глаголица
Облик букв ранней (круглой) глаголицы в чём-то совпадает с хуцури, грузинской церковной азбукой, созданной до IX века , возможно, на основе армянской азбуки. Количество букв в грузинской хуцури — 38, совпадает с количеством букв в славянской азбуке, упомянутых Черноризцем Храбром в его трактате «О письменах» .
Глаголическое письмо было распространено в славянской Далмации и Истрии с прилегающими островами и в приморской Хорватии. Вероятно, под влиянием уставного письма, с XII века в Хорватии глаголица становится угловатой. Эта угловатая разновидность букв глаголицы закрепилась и в хорватском печатном слове.
Новое угловатое написание букв объясняется тем, что римско-католическая церковь в борьбе против службы на славянском языке среди хорватов называла глаголицу «готскими письменами» .
В 1059 году на соборе епископов Далмации и Хорватии «говорили, что готские письмена были придуманы неким еретиком Мефодием, который на этом самом славянском языке написал много ложного против учения католической веры; из-за этого, говорят, он был Божьим судом наказан скорой кончиной ».
В традиции скорописи, поздняя глаголица содержит много вариантов начертания, удобных для написания непрерывных слов.
Азбука глаголицы имеет 33 буквы, у которых есть собственные имена, названия и цифровое значение, что отражает принцип триединства слова, знака и числа.
В глаголице числовые значения букв упорядочены в соответствии с порядком букв. Из глаголицы в кириллицу перешло двадцать девять букв, изменив своё цифровое значение в соответствии с числовым значением соответствующих букв греческого алфавита.
Буквы всех древнейших алфавитов использовались для счёта, в некоторых алфавитах они означали отдельные слова.
Однако именно в глаголице буквы приобрели качество нравоучительного слова, азбука стала прочитываться как моральный кодекс. Усваивая эту азбуку, человек не только запоминал буквы, но и размышлял о смысле, заложенном в названиях букв.
Многообразие смыслов русской азбуки плодотворно сказалось на художественном оформлении буквиц. Всматриваясь в буквы глаголицы, мы замечаем её очень замысловатые формы. Знаки глаголицы часто строятся из двух деталей, расположенных друг на друге.
Замысловатость изображения букв заметна и
в художественном декоративном оформлении 
заглавных букв кириллицы.
Простых круглых форм букв почти нет, все они связаны прямыми линиями. Современной форме букв соответствуют лишь некоторые буквы — ш, у, м, ч, э.
В дальнейшем развитии написание букв глаголицы упростилось, позаимствовав много знаков их азбуки кириллицы.
Глаголица западных славян — чехов, поляков, хорватов, словаков, латышей, литовцев и других народов, продержалась сравнительно недолго и была заменена латинским письмом.
Не все западные славяне перешли на латинское письмо, сербы, белорусы, украинцы и русские пишут на кириллице.
Глаголица не исчезла совсем, до начала Второй мировой войны она употреблялась в кроатских поселениях Италии. На глаголице печатались даже газеты, используя печатный шрифт.
В Древней Руси глаголица практически не использовалась, встречаются лишь отдельные вкрапления глаголических букв в текстах, написанных на кириллице.
Азбукой глаголицы пользовались для передачи церковных текстов. Самым ранним памятником русской письменности считается надпись на горшке из кургана Гнёздово, датируемая первой половиной X века.
дал гороноц Юрию, а кто возме а да и…
В сохранившихся древнерусских памятниках бытовой письменности до крещения Руси используют кириллицу. Встречается использование глаголицы в качестве тайнописи.
Следуя такой убеждённости, считают, что кириллическая азбучная традиция утвердилась поздней, уже после кончины Кирилла, и даже не в среде первых учеников, а после них – у писателей и книжников, трудившихся в Болгарском царстве в X веке. Через их посредство, как известно, кириллическая азбука перешла и на Русь.
Казалось бы, если авторитетное большинство отдаёт первенство глаголице, то почему бы не успокоиться и не возвращаться больше к изжившему себя вопросу? Однако старая тема то и дело возобновляется. Причём, эти порывы чаще исходят именно от адвокатов глаголицы. Можно подумать, что они намерены отшлифовать до блеска некоторые свои почти абсолютные результаты. Или что у них всё ещё не очень спокойно на душе, и они ожидают каких-то неожиданных дерзких покушений на свою систему доказательств.
Ведь, казалось бы, в их доводах всё очень наглядно: кириллица вытеснила глаголицу, причём, вытеснение проходило в достаточно грубых формах. Обозначена даже дата, от которой предложено отсчитывать силовое устранение глаголицы с заменой её на кириллическую азбуку. К примеру, по убеждению словенского учёного Франца Гревса, такой датой рекомендуется считать рубеж 893-894 годов, когда Болгарское государство возглавил князь Симеон, сам по происхождению полугрек, который получил отличное греческое образование и потому сразу же стал ратовать за утверждение в пределах страны алфавита, буквенной своей графикой живо перекликающегося, а по большей части и совпадающего с греческим письмом.
В культурное творчество якобы вмешались тогда сразу и политика, и личная прихоть, и такое смахивало на катастрофу. Целые пергаменные книги в сжатый промежуток времени, в основном приходящий на X век, спешно зачищались от глаголических начертаний, а на промытых листах повсеместно появлялась вторичная запись, исполненная уже кириллическим уставным почерком. Монументальным, торжественным, имперским.
Перезаписанные книги историки письма называют палимпсестами . В переводе с греческого: нечто свеженаписанное на соскоблённом или промытом листе. Для наглядности можно вспомнить обычные помарки в школьной тетради, второпях подтираемые ластиком перед тем, как вписать слово или букву в исправленном виде.
Обильные соскабливания и смывки глаголических книг вроде бы красноречивей всего и подтверждают старшинство глаголицы. Но это, заметим, и единственное документальное свидетельство силовой замены одной славянской азбуки на другую. Никаких иных достоверных подтверждений происшедшего катаклизма древнейшие письменные источники не сохранили. Ни ближайшие ученики Кирилла и Мефодия, ни их продолжатели, ни тот же князь Симеон, ни кто-либо иной из современников столь заметного происшествия нигде о нём не сочли нужным высказаться. То есть, ни-че-го: ни жалоб, ни запрещающего указа. А ведь упорная приверженность к глаголическому письму в обстановке полемики тех дней легко могла бы вызвать обвинения в еретическом отклонении. Но – молчание. Есть, впрочем, довод (его настойчиво выдвигал тот же Ф. Гревс), что отважным защитником глаголицы выступил в своей знаменитой апологии азбуки, сотворённой Кириллом, славянский писатель начала Х века Черноризец Храбр. Правда, почему-то сам Храбр ни словом, ни намёком не проговаривается о существовании азбучного конфликта. К разбору основных положений его апологии мы обязательно обратимся, но позже.
А пока не помешает ещё раз зафиксировать распространённое мнение: кириллице отдали предпочтение лишь из соображений политического и культурного этикета, поскольку в большинстве буквенных написаний она, повторим, послушно следовала графике греческого алфавита, а, значит, не представляла собой какого-то чрезвычайного вызова письменной традиции византийской ойкумены. Вторичная, откровенно про-греческая азбука и была-де людьми, учредившими её приоритет, названа в память Кирилла Философа.
Эта странная исследовательская неувязка, согласимся, сильно обесценивает доводы сторонников глаголицы как безусловного и единственного детища Кирилла Философа. И всё же существование палимпсестов, заставляло и будет заставлять каждого, кто притронется к теме первенствующей славянской азбуки, снова и снова проверять логику своих доказательств. Не до конца вычищенные первоначальные буквы пергаменных книги и по сей день поддаются если не прочтению, то узнаванию. Как ни промывались листы пергамена, следы глаголицы всё равно проступают. А за ними, значит, проступает или криминал, или какая-то вынужденная необходимость той отдалённой поры.
К счастью, о существовании глаголицы сегодня свидетельствуют не одни лишь палимпсесты. В разных странах сохранился целый корпус древних письменных памятников глаголической буквенной графики. Это книги или их фрагменты давно известны в науке, тщательнейшее изучены. Среди них в первую очередь нужно упомянуть Киевские листки X – XI в. (памятник хранится в Центральной научной библиотеке АН Украины, Киев), Ассеманиево Евангелие X – XI в. (в славянском отделе Ватиканской библиотеки), Зографское Евангелие X – XI в. (в Российской Национальной Библиотеке, Санкт-Петербург), Мариинское Евангелие X – XI в. (в Российской Государственной Библиотеке, Москва), Клоциев сборник XI в. (Триест, Инсбрук), Синайская Псалтирь XI в. (в Библиотеке монастыря св. Екатерины на Синае), Синайский требник XI в. (там же).Ограничимся хотя бы этими, древнейшими и авторитетнейшими. Все они, как видим, не относятся к твёрдо датируемым памятникам, поскольку ни в одном не сохранилось записи с точным указанием года создания рукописи. Но даже округлённые, «плывущие» датировки, не сговариваясь, подтверждают: все рукописи возникли уже по кончине основоположников славянской письменности. То есть, во времена, когда, по убеждению сторонников «глаголического первенства», традиция этого письма усиленно вытеснялась приверженцами про-греческой азбуки, возобладавшей будто бы вопреки намерениям «глаголита» Кирилла.
Вывод, который неумолимо напрашивается: уже сами по себе датировки старейших глаголических источников не позволяют чересчур драматизировать картину противостояния двух первых славянских азбук. Заметим, что к XI веку относятся и несколько старейших кириллических рукописей Древней Руси: это всемирно известные Реймсское Евангелие первой половины века, Остромирово Евангелие 1056-1057 года, Изборник Святослава 1073 года, Изборник Святослава 1076 года, Архангельское Евангелие 1092 года, Савина книга, – все, кстати, на чистых листах, без следов промывок.
Так что излишняя драматизация неуместна и в вопросе о палимпсестах. К примеру, при тщательном исследовании страниц глаголического Зографского Евангелия неоднократно обнаруживаются следы промывок или подчисток старого текста и новых написаний на их месте. Но что же на промытых от глаголицы страницах? Вновь глаголица! Причем, самая большая из таких реставраций (речь идёт о целой тетради из евангелия от Матфея) относится не к X – XI , а уже к XII веку.
Есть в этой рукописи и кириллический текст. Но он скромно появляется лишь на страницах её дополнительной части (синаксаря). Это раздел относится уже к XIII веку и текст нанесён на чистые, а не промытые от глаголицы листы. В статье, посвящённой Зографскому Евангелию (Кирило-Методиевска енциклопедия т 1, София, 1985) болгарский исследователь Иван Добрев упоминает, что в 1879 году глаголическая, то есть старейшая часть памятника была опубликована в кириллической транслитерации. Тем самым создавалась база для более внимательного научного анализа двух азбук. Упрощалось знакомство с оригиналом и для читателей, лишённых возможности вчитываться в забытую за прошедшие века глаголицу. В любом случае такой способ обращения к древнему источнику никак не спутать с промывкой или соскабливанием.
Из сохранившихся древних рукописей, пожалуй, лишь единственную можно отнести к числу целиком промытых от глаголицы. Это кириллическое Боянское Евангелие XI века. Оно поневоле приобрело несколько одиозную известность, как наглядное доказательство жёсткого вытеснения одной традиции в пользу другой. Но все перечисленные выше старейшие памятники глаголического письма свидетельствуют как раз о другом – о мирном сосуществовании двух алфавитных традиций в пору строительства единого литературного языка славянства.
Как будто во исполнение устного завета своих учителей, продолжатели дела Кирилла и Мефодия приходили к негласной договорённости. Смысл же её попробуем свести к следующему: раз уж славянству, в отличие от других насельников земли так здорово повезло, что их письменный язык создаётся сразу с помощью двух азбук, то не нужно особенно горячиться; пусть эти азбуки постараются как следует, доказывая свои способности, свои лучшие свойства, своё умение легче и надёжнее запомниться, войти на глубины людского сознания, прилепиться прочнее к вещам видимым и смыслам незримым. Понадобилось несколько десятилетий, и стало проступать наружу, что состязание – всё же не идиллия. Оно не может слишком долго проходить на-равных.
Да, глаголическое письмо, добившись немалых успехов на первом этапе
строительства нового литературного языка, поразив поначалу воображение многих своей свежестью, небывалостью, яркой и экзотической новизной, своим таинственным обликом, чётким соответствием каждого отдельного звука определённой букве, постепенно стало терять позиции. В глаголице сызначала присутствовало качество предмета нарочитого, намеренно закрытого, годного для узкого круга посвящённых лиц, обладателей почти тайнописи. В обликах её букв то и дело проступала какая-то игривость, кудреватость, мелькали то и дело простецкие манипуляции: повернул вверх кружками – одна буква, вниз кружками – другая, кружками вбок – третья, добавил рядом схожую боковушку – четвёртая… Но алфавит как таковой в жизни народа, им пользующегося, не может быть предметом шутки. Это особенно глубоко чувствуют дети, с великим вниманием и прямо-таки молитвенным напряжением всех силёнок исполняющие в тетрадях первые буквы и слоги. Азбука слишком тесно связана с главными смыслами жизни, с её священными высотами, чтобы перемигиваться с читателем. Неграмотный пастух или землепашец, или воин, остановившись у кладбищенской плиты с большими непонятными буквами, вопреки своему незнанию всё-таки прочитывал: тут выражено что-то самое важное о судьбе неизвестного ему человека.
Ещё и по той причине нет до сих пор умиротворения вокруг вопроса о глаголице, что чем дальше, тем сильнее зыбится перспектива самого происхождения феноменальной азбучной доктрины. Её облик и по сей день будоражит воображение исследователей. Не иссякает соревновательная активность в изыскании всё новых и новых доказательных догадок. Её вычурно называют сакральным кодом, матрицей вселенского звучания, к которой нужно, как к великому святилищу, развернуть и кириллицу, и другие европейские алфавиты. Кому выпадет честь окончательно высветлить родословную диковинной гостьи на пиру письмен?
Клубок научных, – а с недавних пор и любительских,– гипотез на глазах растёт. Их объём к нашим дням стал таков, что знатоки вопроса, похоже, уже и сами приходят в смятение при виде безостановочной цепной реакции версетворения. И многие задумываются: не пора ли, наконец, остановиться, сойтись на чём-то одном. Иначе тема генезиса глаголицы однажды захлебнётся в воронке дурной бесконечности. Не в последнюю очередь смущает и то, что в разнобое и сумятице споров о происхождении имярек часто обнаруживаются не очень привлекательные приёмы спорящих авторитетов.
Понятно, наука не бесстрастна. В пылу интеллектуальных баталий не зазорно настаивать на своём до конца. Но неловко наблюдать при этом, как намеренно забываются чужие доводы, обходятся стороной общеизвестные письменные источники или даты. Лишь один пример. Современный автор, описывая в научно-популярном труде Реймсское Евангелие, вывезенное дочерью князя Ярослава Мудрого Анной во Францию, называет его глаголическим памятником. И для вящей убедительности помещает изображение отрывка, написанного хорватским почерком в стиле готической глаголицы. Но рукопись Реймсского Евангелия, как хорошо известно в научном мире, состоит из двух весьма неравноценных по возрасту частей. Первая, старейшая, относится к XI веку и выполнена кириллическим письмом. Вторая, глаголическая, была написана и прибавлена к первой лишь в XIV столетии. В начале XVIII века, когда во Франции гостил Пётр Первый, рукопись в качестве драгоценной реликвии, на которой присягали французские короли, была показана ему, и русский царь тут же стал читать вслух кириллические стихи евангелия, но озадачился, когда дело дошло до глаголической части.
Болгарский учёный XX века Емил Георгиев однажды задался целью составить опись существующих в славистике вариантов происхождения глаголицы. Выяснилось, что в качестве образца для неё разными авторами в разное время предлагались самые неожиданные источники: архаические славянские руны, этрусское письмо, латиница, арамейская, финикийская, пальмирская, сирийская, еврейская, самаритянская, армянская, эфиопская, староалбанская, греческая алфавитные системы…
Уже этот чрезвычайный географический разброс озадачивает. Но полувековой давности опись Георгиева, как теперь очевидно, нуждается в дополнениях. В неё не вошли ссылки ещё на несколько новых или старых, но подзабытых разысканий. Так, в качестве наиболее достоверного источника, предлагалось рассматривать германское руническое письмо. Образцом для глаголицы могла, по другому мнению, послужить алфавитная продукция кельтских монахов-миссионеров. Недавно стрела поиска с запада опять резко отклонилась на восток: русский исследователь Гелий Прохоров считает глаголицу ближневосточным миссионерским алфавитом, автором же его –загадочного Константина Каппадокийца, тёзку нашего Константина-Кирилла. Воскрешая древнее предание славян-далматинцев, как о единоличном создателе глаголицы снова заговорили о блаженном Иерониме Стридонском, знаменитом переводчике и систематизаторе латинской «Вульгаты». Предложены были версии возникновения глаголицы под воздействием графики грузинского или коптского алфавитов.
Е. Георгиев справедливо полагал, что Константин-Философ по темпераменту своему никак не мог походить на собирателя славянского алфавитного скарба с миру по нитке. Но всё же болгарский учёный упрощал себе задачу, неоднократно заявляя, что Кирилл ни у кого ничего не заимствовал, а создал совершенно самобытное, не зависящее от внешних влияний письмо. При этом с особым жаром Георгиев опротестовал концепцию происхождения глаголицы от греческого курсивного письма IX века, предложенную ещё в конце XIX столетия англичанином И.Тейлором. Как известно, Тейлора вскоре поддержали и дополнили русский профессор из Казанского университета Д. Беляев и один из крупнейших славистов Европы В. Ягич, который роль Кирилла как создателя новой азбуки сформулировал предельно лаконично: «der Organisator des glagolischen Alfabets». Благодаря авторитету Ягича, признаёт Георгиев, теория «получила громадное распространение». Позже многих к «греческой версии» присоединился и А. М. Селищев в своём капитальном «Старославянском языке». К такому же мнению осторожно склоняется учёный из Принстона Брюс М. Мецгер, автор исследования «Ранние переводы Нового Завета» (М., 2004): «Судя по всему, – пишет он, – Кирилл взял за основу затейливое греческое минускульное письмо IX в., возможно, добавил несколько латинских и древнееврейских (или самаритянских) букв…». Примерно так же высказывается немец Иоганнес Фридрих в своей «Истории письма»: «…наиболее вероятным кажется происхождение глаголицы из греческого минускула IX столетия…».
Один из основных доводов Тейлора состоял в том, что славянский мир, благодаря своим многовековым связям с эллинистической культурой испытывал понятное тяготение к греческому письму как образцу для собственного книжного устроения и не нуждался для этого в заимствованиях из алфавитов восточного извода. Алфавит, предложенный Кириллом Философом, должен был исходить именно из учёта этой встречной тяги славянского мира. Здесь нет нужды разбирать контр-доводы Е. Георгиева. Достаточно напомнить, что главный из них всегда был неизменен: Константин-Кирилл сотворил совершенно оригинальное, никакому из алфавитов не подражающее письмо.
Дополняя разработки Тейлора, Ягич опубликовал и свою сопоставительную таблицу. На ней греческие курсивные и минускульные буквы той эпохи соседствуют с глаголицей (округлой, так называемой «болгарской»), кириллицей и греческим унциальным письмом.
Рассматривая таблицу Ягича, нетрудно заметить, что расположенный на ней слева скорописный греческий курсив (минускул) своими плавными закруглениями то и дело перекликается с глаголическими кругообразными знаками. Невольно напрашивается вывод о перетекании буквенных начертаний одного алфавита в соседний. Так это – не так?
Немаловажнее другое. Вглядываясь в греческую скоропись XI века, мы как бы на расстояния полушага приближаемся к рабочему столу Константина, видим взволнованные беглые заметки на тему будущего славянского письма. Да, это, скорей всего, черновики, первые или далеко не первые рабочие прикидки, наброски, которые легко стереть, чтобы исправить, как стирают буквы со школьной восковой дощечки или с разглаженной поверхности сырого песка. Они легки, воздушны, скорописны. В них нет твёрдой напряжённой монументальности, какая отличает греческий торжественный унциал той же поры.
Рабочий греческий курсив, словно летящий из-под пера братьев, творцов первого славянского литературного языка, как бы возвращает нас снова в обстановку монастырской обители у одного из подножий горы Малый Олимп. Мы помним эту тишину совершенно особого свойства. Она наполнена смыслами, которые к концу пятидесятых годов IX века впервые обозначились в противоречивом, сбивчивом славяно-византийском диалоге. В этих смыслах отчётливо прочитывалось: до сих пор стихийное и непоследовательное сосуществование двух великих языковых культур – эллинской и славянской – готово разрешиться чем-то ещё небывалым. Потому что, как никогда прежде, проступало теперь их давнее, сначала по-детски любопытное, а затем всё более и более заинтересованное внимание друг к другу.
Уже отчасти говорилось о том, что греческий классический алфавит в пределах древнего Средиземноморья, а затем и в более широком евро-азиатском ареале на протяжении не одного тысячелетия представлял собой культурный феномен совершенно особой притягательной силы. Влечение к нему как образцу для подражания наметилось ещё у этрусков. Пусть огласовка их письменных знаков до сих пор недостаточно раскрыта, но латиняне, сменившие этрусков на Аппенинах, для устроения собственного письма успешно подражали уже двум алфавитам: и греческому, и этрусскому.
В таких подражаниях нет ничего обидного. Не все народы выходят на арену истории одновременно. Ведь и греки в многотрудных, растянувшихся на века заботах о восполнении своего письма использовали поначалу достижения финикийской алфавитной системы. И не только её. Но в итоге совершили подлинный переворот в тогдашней практике письменной речи, впервые узаконив в своём алфавите отдельные буквы для гласных звуков. За всеми этими событиями не вдруг обнаружилось со стороны, что греки – ещё и создатели грамматической науки, которая станет образцовой для всех соседних народов Европы и Ближнего Востока.
Наконец, в век явления человечеству Христа именно греческий язык, обогащённый опытом перевода ветхозаветной Септуагинты, взял на себя ответственность стать первым, подлинно путеводным языком христианского Нового Завета.
В великих греческих дарах миру мы по привычке всё ещё держим на первом месте античность, языческих богов, Гесиода с Гомером, Платона с Аристотелем, Эсхила с Периклом. Между тем, они уже сами смиренно ушли в тень четверых евангелистов, апостольских посланий, грандиозного видения на Патмосе, литургических творений Иоанна Златоуста и Василия Великого, гимнографических шедевров Иоанна Дамаскина и Романа Сладкопевца, боговедения Дионисия Ареопагита, Афанасия Александрийского, Григория Паламы.
Не прошло и века после евангельских событий, как разные народы Средиземноморья возжаждали узнать Священное Писание на языках, им родных. Так появились ранние опыты переводов Евангелия и Апостола на сирийский, на арамейский, на латынь. Немного позже вдохновенный переводческий порыв был подхвачен коптскими христианами Египта, армянской и грузинской церквями. В конце IV века заявил о своём праве на существование перевод для христиан-готов, выполненный епископом готским Вульфилой.
За вычетом сирийско-ассирийских рукописей, исполненных с помощью традиционного ближневосточного букворяда, во всех остальных по-своему проявлено почтение к алфавитному строю греческих первоисточников. В коптском алфавите христианских переводов, заменившем древнее иероглифическое письмо египтян, 24 буквы начертаниями подражают греческому унциалу, а семь остальных добавлены для записи звуков, несвойственных греческой речи.
Похожую картину можно увидеть и в готском Серебряном кодексе, самом полном рукописном источнике с текстом перевода Вульфилы. Но здесь к греческим буквам добавлен ряд латинских, а сверх того, знаки из готских рун – для звуков, внешних для греческой артикуляции. Так вновь созданные готский и коптский алфавиты каждый по-своему дополняли греческую буквенную основу – не в ущерб ей, но и себе не в убыток. Тем самым загодя обеспечивался для многих поколений наперёд более лёгкий способ знакомиться – через доступный облик букв – с самими соседними языками общего христианского пространства.
При создании армянского, а затем и грузинского алфавитов был избран иной путь. Обе эти кавказские письменности без колебаний приняли за основу алфавитную последовательность греческой азбуки. Но при этом сразу же получили новую самобытную графику восточного пошиба, внешне ничем не напоминающую письмо греков. Знаток кавказских старописьменных инициатив академик Т. Гамкрелидзе по поводу такой новации замечает: «С этой точки зрения древнегрузинская письменность Асомтаврули , древнеармянский Еркатагир и старославянская Глаголица подпадают под общий типологический класс, противопоставляясь коптской и готской письменностям, а также славянской Кириллице , графическое выражение которых отражает графику современной им греческой письменной системы».
Это, конечно, не оценка, а невозмутимая констатация очевидного. Более определённо высказывается Гамкрелидзе, рассматривая труды Месропа Маштоца, общепризнанного автора армянского алфавита: «Мотивом для подобного свободного творчества графических символов древнеармянского письма и создания оригинальных по начертанию письменных знаков, отличных графически от соответствующих греческих, должно было быть стремление скрыть зависимость вновь создаваемой письменности от письменного источника, использованного в качестве модели для ее создания, в данном случае от греческой письменности. Таким путем создавалась внешне оригинальная национальная письменность, как бы независимая от каких бы то ни было внешних влияний и связей».
Невозможно допустить, что Кирилл-Философ и Мефодий, представители первенствующей греческой письменной культуры, не обсуждали между собой, чем отличаются по характеру своих алфавитных знаков коптские и готские книги от тех же грузинских и армянских рукописей. Как невозможно представить, что братья были безразличны к множеству примеров интереса славян не только к греческой устной речи, но и к греческому письму, его буквенному строю и счёту.
По какому пути было следовать им самим? Вроде бы ответ подразумевался: строить новую славянскую письменность, равняясь на греческий алфавит, как на образец. Но обязательно ли все славяне единодушны в своём почитании греческого письма? Ведь в Херсонесе братья в 861 году листали книгу славянскую, но записанную буквами, непохожими на греческие. Может, и у славян иных земель уже есть свои особые виды, свои пожелания и даже встречные предложения? Не зря же Константин двумя годами позже, во время беседы с императором Михаилом о предстоящей миссии в Великоморавское княжество, сказал: «… пойду туда с радостью, если есть у них буквы для их языка». Как помним, агиограф, описывая ту беседу в «Житии Кирилла», привёл и уклончивый ответ василевса касательно славянских букв: «Дед мой, и отец мой, и иные многие искали их и не обрели, как же я могу их обрести?» На что последовал похожий на горестный вздох ответ младшего солунянина: «Кто может записать на воде беседу?..»
За этим разговором – внутреннее противоборство, сильно смутившее Константина. Можно ли выискать письмо для народа, который сам до сих пор не искал для себя письма? Допустимо ли отправляться в путь с чем-то заранее готовым, но совершенно неизвестным для тех, к кому идёшь? Не оскорбит ли их такой не вполне прошеный дар? Ведь известно – из того же обращения Ростислава-князя императору Михаилу, – что к мораванам уже приходили с проповедью и римляне, и греки, и немцы, но проповедовали и службы служили на своих языках, а потому народ, «простая чадь», поневоле оставался глух к непонятным речам…
В житиях братьев отсутствует описание самого посольства из Моравии. Неизвестен ни его состав, ни сроки пребывания в Константинополе. Неясно, была ли просьба князя Ростислава о помощи оформлена в виде грамоты и на каком языке (на греческом? на латыни?) или это было только устное сообщение. Можно лишь догадываться, что у братьев всё же имелась возможность, повыведать заранее у гостей, насколько их славянская речь схожа с той, какую солуняне слышали с детских лет, и насколько мораване наивны во всём, что касается общения на письме. Да, понимать речь друг друга, как выясняется, можно вполне. Но такая беседа, что рябь, поднятая ветерком на воде. Совсем иного рода собеседование – церковная служба. Для неё нужны понятные мораванам письменные знаки, книги.
Буквы! Письмо… Какие всё-таки буквы, какие письмена им ведомы и насколько? Достаточен ли будет для знакомства моравских славян со святыми книгами христианства тот алфавитный и переводческий склад, который в монастыре на Малом Олимпе братья и их помощники готовили несколько лет подряд, ещё не зная, найдётся ли в этом их произведении надобность за стенами обители.
И вдруг нежданно открылось: такая надобность – вовсе не мечта! Не блажь малой горстки иноков и приехавшего к ним на затянувшуюся побывку, увлёкшего их небывалым почином Философа.
Но сам-то он, вызванный вместе с игуменом Мефодием к василевсу, – в какое вдруг впал смущение! Уже и книги на Малом Олимпе готовы, и читают по ним, и поют, а он, больше всех потрудившийся, теперь как будто попятился: «… поеду, если есть там у них свои буквы для письма…».
А если и нет, то у нас-то уже есть! Им же самим, Философом, собранные в алфавитный чин, пригодные и приглядные для славянского слуха и глаза письмена…
Не с любым ли делом так: сколь тщательно ни готовь, а кажется, что объявить его перед людьми всё ещё рано. Целая гора причин сразу же находится, чтобы ещё промедлить! И нездоровье, и боязнь впасть в грех самонадеянности, и опасение осрамиться в неподъёмном деле… Но разве и раньше избегали неподъёмных дел?
… Пытаясь представить себе внутреннее состояние солунских братьев накануне их отбытия с миссией в Великоморавское княжество, я по сути не отхожу от скупых подсказок на эту тему, изложенных в двух житиях. Но уточнение психологических мотивировок того или иного поступка моих героев – это и не домысел вовсе! Надобность в домысле, предположении, версии возникает, когда подсказки, даже самые скупые, в источниках отсутствуют. А рабочий домысел мне просто необходим. Потому что недостаёт его по вопросу, составляющему пружину всей славянской азбучной двоицы. Ведь жития, как уже говорилось, молчат о том, какой именно алфавит Мефодий и Константин взяли с собой в неблизкий путь. И хотя преобладающее ныне убеждение, кажется, не оставляет никаких путей для иномыслия, я всё более и более склоняюсь к следующему: братья никак не могли повезти с собой то, что называется сегодня глаголицей. Они везли свою первоначальную азбуку. Исходную. То есть, исходящую в своём строе от даров греческого алфавита. Ту самую, которая теперь называется кириллицей. И везли не одну лишь азбуку, как таковую, а и первоначальные свои книги. Везли переводческие труды, записанные на языке славян с помощью азбуки, исполненной по образцу греческого алфавита, но с добавлением букв славянского звукоряда. Сама логика становления славянского письма, если быть до конца честным по отношению к её законам, держит, не позволяет оступиться.
Глаголица? Она впервые заявит о себе немного позже. С нею братья будут иметь дело уже по прибытии в Велеград, столицу Моравской земли. И, судя по всему, это произойдёт не в год приезда, а после чрезвычайных происшествий следующего, 864-го. Именно тогда восточно-франкский король Людовик II Немецкий, заключив воинский союз с болгарами, в очередной раз нападёт на великоморавский град Девин.
Вторжение, в отличие от предыдущего, предпринятого королём почти десять лет назад, окажется успешным. На сей раз Людовик принудит князя Ростислава принять унизительные условия, по сути вассальные. C этого времени работа греческой миссии в пределах Великоморавского государства пойдёт под знаком непрекращающегося натиска со стороны западных противников византийского влияния. В переменившихся обстоятельствах братьям и могла помочь вынужденная разработка иной азбучной графики. Такой, которая бы своим обликом, нейтральным по отношению к про-греческому письму, сняла, хотя бы отчасти, напряжения юрисдикционного да и чисто политического характера.
Нет, никак не уйти от саднящего, как заноза, вопроса о происхождении глаголицы. Но дело теперь придётся иметь уже с самым малым числом гипотез. Их, за вычетом многочисленных восточных, остаётся всего две, от силы три. Они в числе иных уже упоминались выше.
Нет перевешивающих доводов ни «за», ни «против» в связи с предположением, что глаголица вышла из кельтской монастырской среды. В связи с этим адресом обычно ссылаются на работу слависта М.Исаченко «К вопросу об ирландской миссии у моравских и паннонских славян».
Допустим, некая «ирландская подсказка» сгодилась Философу и его старшему брату. Допустим, они нашли и в ней нужные знаки для чисто славянских звучаний. (Значит, с двух сторон идут в правильном направлении!). И даже обнаружили, что эта ирландского пошиба азбучная последовательность в целом соответствует законодательному греческому букворяду. Тогда им оставалось бы вместе со своими сотрудниками быстро выучиться этому письму, пусть и замысловатому. И перевести в его графику славянские, уже привезенные из Константинополя богослужебные рукописи. Пусть их малоолимпийские книги после сотворения с них списков на новый лад, отдохнут немного на полках или в сундуках. По крайней мере, в случившемся есть повод и для доброй шутки! Это что же за славяне такие? Везёт же им!.. ни у кого ещё на свете не заводилось письмо сразу на двух азбуках.
Более слабой по сравнению с «кельтской» версией выглядит старинная, но живучая легенда: якобы автор глаголицы – блаженный Иероним Стридонский (344-420). Предание основано на том, что почитаемый по всему христианскому свету Иероним вырос в Далмации, в славянской среде, и сам, возможно, был славянином. Но если Иероним и занимался алфавитными упражнениями, то никаких достоверных следов его просветительской деятельности в пользу славян не осталось. Как известно, колоссального напряжения всех духовных и гуманитарных способностей Иеронима потребовала работа по переводу на латынь и систематизации корпуса Библии, названного позже Вульгатой.
Братья не понаслышке знали труд, занявший несколько десятилетий жизни отшельника. Они вряд ли обошли вниманием отточенное переводческое искусство Иеронима. Этот удивительный старец не мог не быть для них образцом духовного подвижничества, выдающейся целеустремлённости, кладезем технических приёмов перевода. Останься от Иеронима хоть какой-то набросок алфавита ещё и для славян, братья бы, наверняка, с радостью принялись его изучать. Но – ничего не осталось, кроме легенды о славянолюбии блаженного труженика. Да вряд ли слышали они и саму легенду. Скорее всего, она родилась в тесной общине католиков– «глаголяшей», упорных далматинских патриотов глаголического письма, много позже кончины Кирилла и Мефодия.
Остаётся третий вариант развития событий в Великоморавии после военного поражения князя Ростислава в 864 году. И.В.Лёвочкин, известный исследователь рукописного наследия Древней Руси в своих «Основах русской палеографии» пишет: «Составленный в начале 60-х годов IX в. Константином-Кириллом Философом алфавит хорошо передавал фонетический строй языка славян, в том числе и славян восточных. По прибытии в Моравию миссия Константина-Кирилла убедилась, что там уже была письменность, основанная на глаголице, которую просто «отменить» было невозможно. Что оставалось делать Константину-Кириллу Философу? Ничего, кроме как настойчиво и терпеливо внедрять свою новую письменность, основанную на созданном им алфавите – кириллице. Сложная по своим конструктивным особенностям, вычурная, не имеющая никакого основания в культуре славян, глаголица, естественно, оказалась не в состоянии конкурировать с гениальной по простоте и изяществу кириллицей…».
Хочется целиком подписаться под этим решительным мнением о решительности братьев в отстаивании своих убеждений. Но при этом как же быть с происхождением самой глаголицы? Учёный считает, что глаголица и «русские письмена», которые разбирал Константин три года назад в Херсонесе, – одна и та же азбука. Получается, что братьям вторично пришлось иметь дело с какими-то уже очень широко – от мыса Херсонес в Крыму до великоморавского Велеграда – распространившимися письменами. Но если в Херсонесе Константин с почтительным вниманием отнёсся к показанным ему Евангелию и Псалтыри, то почему теперь, в Великоморавии братья восприняли глаголицу чуть ли не враждебно?
Вопросы, вопросы… Будто заговорённая, не спешит глаголица подпускать к своей родословной. Иногда, кажется, уже никого не подпустит.
Пора, наконец, призвать на помощь автора, писавшего под именем Черноризец Храбр? Он ведь – почти современник солунских братьев. В своём апологетическом труде «Ответы о письменах» он свидетельствует о себе, как о горячем защитнике просветительского деяния солунских братьев. Хотя сам этот автор, судя по его собственному признанию, (оно читается в некоторых древних списках «Ответов…») с братьями не встречался, но был знаком с людьми, которые Мефодия и Кирилла хорошо помнили.
Небольшое по объёму, но удивительно смыслоёмкое сочинение Храбра к нашим дням обросло громадным частоколом филологических толкований. Это не случайно. Черноризец Храбр – и сам филолог, первый в истории Европы филолог из славянской среды. И не какой-нибудь из начинающих, а выдающийся для своей эпохи знаток и славянской речи, и истории греческого письма. По сумме вклада в почтенную дисциплину можно без преувеличения считать его отцом славянской филологии. Разве не достойно удивления, что такой вклад состоялся на первом же веку существования первого литературного языка славянства! Вот как стремительно набирала силы молодая письменность.
Могут возразить: настоящим отцом славянской филологии надо назвать не Черноризца Храбра, а самого Кирилла Философа. Но все громадные филологические познания солунских братьев (за исключением диспута с венецианскими триязычниками) почти полностью растворены в их переводческой практике. А Храбр в каждом предложении «Ответов» просто блещет филологической оснасткой своих доводов.
Он сочиняет одновременно и трактат, и апологию. Точные, даже точнейшие для той эпохи сведения по орфографии, фонетике сопоставляемых письменностей и языков, подкреплённые сведениями из античных грамматик и комментариев к ним, чередуются под пером Храбра с восторженными оценками духовного и культурного подвига братьев. Речь этого человека местами похожа на стихотворение. Взволнованные интонации отдельных предложений вибрируют как песня. В речи Храбра, даже если он углубляется в подробности буквенного устройства азбук, нет ничего от толдычения схоластика-зануды.
Почему этот литературный памятник назван «Ответами…»? Духовный переворот, совершённый Кириллом и Мефодием на общем поле двух языковых миров, славянского и греческого, можно догадываться, породил в поколении монаха Храбра великое множество вопросов среди славян. Вот он и собрался ответить самым настойчивым из искателей истины. Да, события небывалые. Ещё живы их деды, «простая чадь», которые и слыхом не слыхали об Иисусе Христе. А сегодня в каждом храме звучит всем понятная притча Христова о сеятеле, о добром пастыре, о первых и последних на пиру, и громко разносится призыв Сына Человеческого ко всем труждающимся и обремененным… Как это вдруг заговорили для славян книги, прежде им непонятные?.. Прежде ведь не было у славян своих букв, а если были у кого, то никто почти не разбирал их смысла…
Да, соглашается Храбр:
Прежде славяне не имели букв,
но по чертам и резам читали,
или же гадали, погаными будучи.
Крестившись же,
римскими и греческими письменами
пытались писать славянскую речь без устроения…
Но не всякий славянский звук, замечает Храбр, «можно написать хорошо греческими письменами».
… И так было долгие годы,
потом же человеколюбец Бог, правя всем
и не оставляя человеческий род без разума,
но всех в разум приводя и к спасению,
помиловал род человеческий,
послал им святого Константина Философа,
нареченного Кирилом,
мужа праведного и истинного.
И сотворил он им букв тридцать восемь –
одни по образцу греческих букв,
другие же по славянской речи».
«По образцу греческих букв» сотворено было, уточняет Черноризец Храбр, двадцать четыре знака. И, перечислив их, чуть ниже вновь подчёркивает: «подобных греческим буквам». «А четырнадцать – по славянской речи». Настойчивость, с которой Храбр говорит об «образце» и следовании ему, о звуковых соответствиях и различиях двух писем, убеждает: чрезвычайно важна для него эта причинно-следственная сторона дела. Да, Кирилл Философ многое взял в свою азбуку как бы почти задаром. Но много важного и добавил впервые, самым смелым образом расширив ограниченный греческий букворяд. И Храбр перечислит все до единой буквы Кириллова изобретения, соответствующие именно славянским артикуляционным способностям. Ведь грек, добавим от себя, просто не умеет произнести или очень приблизительно произносит целый ряд звуков, широко распространённых в славянской среде. Впрочем, и славяне, как правило, не очень чисто произносят некоторые звуки греческой артикуляционной инструментовки (к примеру, то же «с», которое у грека звучит с некоторой шипинкой). Словом, каждого на свой лад одарил-ограничил Создатель всяческих .
Нет нужды сопровождать пояснениями любую строку Храбра. Его «Ответы о письменах» достойны самостоятельного прочтения, и такая возможность будет предоставлена ниже, сразу после основного текста нашего рассказа о двух славянских алфавитах.
А здесь достаточно подчеркнуть: Храбр честно и доказательно воспроизвёл логику развития славяно-греческого духовного и культурного диалога во второй половине IX века.
Сожаления достойно, что иные из защитников «глаголического первенства» (особенно тот же Ф.Гревс, доктор теологии) постарались и ясные как день доводы первого славянского филолога перевернуть с ног на голову. Он-де, по их убеждению, выступает именно как отважный сторонник… глаголического письма. Даже когда говорит о греческом алфавите как безусловном образце для Кирилла. Потому что Храбр якобы имеет в виду вовсе не сами буквы греческой графики, а лишь последовательность греческого алфавитного порядка. Но уже и в кругу учёных-глаголитов раздаётся ропот по поводу таких слишком рьяных манипуляций.
Что ж, и невооружённым глазом видно: в наши дни (так было и в IX веке) вопрос о кириллице и глаголице, как и вопрос о первенстве кириллицы или латинице в землях западных славян – не только филологический, но, поневоле, и конфессиональный, и политический. Насильственное вытеснение кириллического письма из западно-славянской среды начиналось ещё в век солунских братьев, в самый канун разделения церквей на западную и восточную – католическую и православную.
Кириллица, как мы все видим и слышим, и сегодня подвергается повсеместному силовому натиску. В нём задействованы не только «орлы» –устроители однополярного мира, но и «агнцы» – тихие миссионеры Запада на Востоке, а с ними и «голуби» – ласковые гуманитарии-слависты.
Как будто никто из этого стана не догадывается, что для нас, более тысячи лет живущих в расширяющемся пространстве кириллического письма, наша родная, от первых страниц букваря возлюбленная кириллица – такая же святыня, как стена алтаря, как чудотворная икона. Есть национальные, государственные символы, перед которыми принято вставать, – Флаг, Герб, Гимн. К ним относится у нас и Письмо.
Славянская кириллическая азбука – свидетельница того, что уже с давних веков славянство Востока пребывает в духовном родстве с Византийским миром, с богатейшим наследием греческой христианской культуры.
Иногда эта связь, в том числе, не имеющая себе аналогов в пределах Европы близость греческого и славянского языков, всё же получает тщательно выверенные подтверждения со стороны. Брюс М. Мецгер в уже цитированном труде «Ранние переводы Нового Завета» говорит: «Формальные структуры церковнославянского и греческого языков очень близки по всем основным признакам. Части речи, в общем, одни и те же: глагол (изменяется по временам и наклонениям, различаются лицо и число), имена (существительное и прилагательное, включая причастие, изменяются по числам и падежам), местоимения (личные, указательные, вопросительные, относительные; изменяются по родам, падежам и числам), числительные (склоняются), предлоги, наречия, разнообразные союзы и частицы. В синтаксисе тоже обнаруживаются параллели, и даже правила построения слов очень схожи. Эти языки настолько близки, что во многих случаях вполне естественно выглядел бы дословный перевод. В каждой рукописи есть примеры чрезмерной буквальности, но в целом создается впечатление, что переводчики в совершенстве знали оба языка и старались воспроизвести дух и значение греческого текста, как можно меньше отходя от оригинала».
«Эти языки настолько близки…» При всей своей академической бесстрастности, оценка Мецгером уникальной структурной схожести двух языковых культур дорого стоит. Во всём исследовании характеристика такого рода прозвучала единственный раз. Потому что сказать о подобной же степени близости, какую он отметил между греческим и славянским, учёный, рассмотрев другие старые языки Европы, не нашёл оснований.
Но пора напоследок вернуться и к сути вопроса о двух славянских азбуках. Насколько позволяет сопоставление старейших письменных источников церковнославянского языка, кириллица и глаголица достаточно мирно, хотя вынужденно, соревновательно сосуществовали в годы миссионерской работы солунских братьев в Великой Моравии. Сосуществовали, – допустим модернистское сравнение, – как в пределах одной целевой установки соревнуются два конструкторских бюро со своими самобытными проектами. Первоначальный алфавитный замысел солунских братьев возник и реализовался ещё до их приезда в Моравскую землю. Он заявил о себе в облике перво-кириллической азбуки, составленной с обильным привлечением графики греческого алфавита и прибавкой большого ряда буквенных соответствий чисто славянским звучаниям. Глаголица по отношению к этому азбучному строю – событие внешнее. Но такое, с которым братьям пришлось считаться, находясь в Моравии. Будучи азбукой, вызывающе отличной по облику от самого авторитетного в тогдашнем христианском мире греческого письма, глаголица достаточно быстро стала терять свои позиции. Но её появление было ненапрасным. Опыт общения с её письменами позволил братьям и их ученикам усовершенствовать своё изначальное письмо, придав ему постепенно облик классической кириллицы. Филолог Черноризец Храбр не зря же заметил: «Легче ведь после доделывать, нежели первое сотворить».
А вот что, спустя многие столетия, сказал об этом детище Кирилла и Мефодия строгий, придирчивый и неподкупный писатель Лев Толстой: «Русский язык и кириллица имеют перед всеми европейскими языками и азбуками огромное преимущество и отличие… Преимущество русской азбуки состоит в том, что всякий звук в ней произносится, – и произносится, как он есть, чего нет ни в одном языке».
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Московский государственный машиностроительный университет (МАМИ)»
Кафедра «Русский язык»
Реферат
По дисциплине «Русский язык и культура речи»
Тема: «Происхождение русского алфавита»
Выполнил: студент
заочного отделения
экономического факультета
4-ЗЭФЭ-1 группы
Белецкий И. М.
Проверил: Змазнева О. А.
Москва 2012
Введение. 3
История. 5
Формирование. 7
Глаголица. 9
Алфавит поздней глаголицы.. 10
Кириллица. 12
Азбука кириллицы.. 13
Появление русского алфавита. 15
Реформы букв. 16
Состав русского алфавита. 18
Заключение. 19
Введение
Передавая речь на письме, пользуют буквы, каждая из которых имеет определённое значение. Совокупность букв, расположенных в установленном порядке, называется алфавитом или азбукой.
Слово алфавит происходит от названия двух первых букв греческого алфавита: α- альфа; β- бета (по-новогречески - вита).
Слово азбука происходит от названия двух первых букв древнего славянского алфавита - кириллицы: А - азъ; Б - буки.
Алфавит, система письма, основанная на более или менее строгом следовании так называемому фонетическому принципу, в соответствии с которым один символ (одна буква) соответствует одному звуку некоторого языка.
В I веке нашей эры на территории Европы жили наши предки - племена славян, говорившие на древнем языке (учёные дали ему название праславянский язык). Со временем эти племена расселились на разных территориях, и их общий язык тоже начал распадаться: у праславянского языка образовались различные ветви. Одной такой ветвью был древнерусский язык - предшественник русского, белорусского и украинского языков.
Необходимость в письменности возникла у славян в IX веке с появлением таких государств, как Сербия, Болгария, Польша, Хорватия, Чехия. А когда на смену древнему язычеству пришло христианство (Русь приняла христианство в 988 году), необходимость в письменности возросла ещё больше (возникла потребность в экономических и культурных связях с другими государствами).
Наши далёкие предки славяне образовали древнерусскую народность, куда вошли восточнославянские племена полян, древлян, кривичей, вятичей. На территории, прилегающей к среднему течению Днепра, заселённой полянами, появилось могущественное государство - Киевская Русь. В Киевскую Русь начали поступать первые церковные книги, написанные на старославянском языке. Этот язык сложился на основе переводов с греческого языка первых христианских книг и оказал большое влияние на развитие многих славянских языков. Продолжением старославянского языка как языка литературного был церковнославянский.
Люди уже пользовались некоторыми буквами греческого алфавита для счёта и письма, но его надо было упорядочить, систематизировать, приспособить к употреблению в новых условиях. Первая славянская азбука - кириллица - была создана на основе греческого алфавита в 863 году. Этой азбукой (конечно, в видоизменённом варианте) мы пользуемся и сейчас.
Цель работы - выяснить, как и при каких условиях зародился, развивался и видоизменялся русский алфавит. В реферате использованы в качестве источников информации: многочисленные православные форумы, энциклопедии и словари.
История
В начале второй половины IX столетия Великоморавское государство было одним из крупнейших славянских государственных образований. С 846 года правил Великой Моравией князь Ростислав, пользовавшийся особой славой и мужественно охранявший свободу своего народа. Тяготясь своей зависимостью от немцев и осознавая, что собственными силами славяне не могут избавиться от влияния опасных соседей, он решился вместе с племянником своим Святополком искать помощи у тех, кто и нуждам их, как духовным, так и гражданским, вернее мог помочь и в то же время не был бы опасен.
В тот период в Моравии уже действовали христианские проповедники из Греции, Валахии и Германии, и от кого-то из них принял святое крещение князь Ростислав. Будучи просвещённым светом Христовой веры, благоверный князь заботился о духовном пробуждении своего народа.
При этом он прекрасно понимал, что проповедь Христианства не может быть успешной, если миссионеры будут подменять её возвышенные цели политическими интересами и, кроме того, учить народ на чужом, непонятном языке.
Вначале князь Ростислав обратился со своими нуждами к находившемуся тогда на Римском престоле папе Николаю I, но тот, будучи союзником немецкого короля Людовика, не откликнулся на просьбу князя. Тогда Ростислав в 862 году отправляет посольство к византийскому императору Михаилу III. В своём письме князь писал: «Наш народ отвергся язычества и принял закон христианский; но мы не имеем такого учителя, который бы на родном нашем языке открыл нам истинную веру христианскую, чтобы и другие страны последовали нашему примеру. Поэтому просим тебя, державный Государь, пришли нам такого епископа и учителя. От вас всегда во все страны исходит добрый закон ».
Император Михаил не замедлил с ответом: в великоморавскую миссию были отправлены лучшие из лучших – солунские братья Кирилл и Мефодий. Это были необычайно образованные для своего времени люди, аскеты, молитвенники, мужи с богатым опытом миссионерской работы.
Кирилл и Мефодий пришли в Великоморавскую державу через Болгарию в 863 году и передали князю Ростиславу грамоту от святителя Фотия. В ней патриарх писал, обращаясь к князю: «Бог, Который повелевает каждому народу прийти к познанию правды и достигнуть почести высшего звания, воззрел на твою веру и усилия. Устроив это ныне в наших летах, Он явил и письмена на вашем языке, которых ранее не было, но теперь с недавних пор существуют, дабы и вы были причтены к народам великим, которые Бога хвалят на своём родном языке. А посему мы послали к тебе того, которому они и были явлены, мужа драгоценного и прославленного, весьма учёного, философа. Вот, прими этот дар лучший и достойнейший, нежели всякое золото, серебро и драгоценные камни и все преходящее богатство. Постарайся вместе с ним смело утвердить дело и всем сердцем взыскать Бога и не закрывать спасение для всего народа, но всячески побуждай, дабы не ленились, а вступили на путь правды, чтобы и ты, если приведёшь их своим старанием к познанию Бога, принял награду и в этой, и в грядущей жизни за все души, которые верят во Христа Бога нашего от ныне и до века, и оставил по себе светлую память будущим поколениям, подобно как и великий царь Константин ».
Князь Ростислав оказывал братьям всяческое содействие. Прежде всего он собрал много отроков и повелел им учиться славянской азбуке по переведённым книгам, затем под руководством святых братьев Кирилла и Мефодия стал строить церкви. Через год была уже окончена первая церковь в городе Оломоуце, потом было построено ещё несколько церквей.
Успешная миссионерская деятельность святых Кирилла и Мефодия, поддерживаемая святым князем Ростиславом, закладывала основы независимости Велико моравской державы, поэтому вызывала резкое противодействие со стороны немецких князей и клириков, преследовавших свои интересы в славянских государствах.
Латинские миссионеры обвинили братьев в том, что они употребляют в богослужении «неосвящённый язык», а также распространяют ложное учение о Святом Духе. Освятив книги Священного Писания, переведённые святыми братьями на славянский язык, православный папа Римский Адриан II составил послание святому князю Ростиславу: «Если же кто осмелится порицать указанных учителей и совращать от истины к басням или, развращая вас, будет хулить книги вашего языка, тот пусть будет отлучён и представлен на суд церкви и до тех пор не получит прощения, пока не исправится. Ибо это волки, а не овцы, и должно узнавать их по плодам и остерегаться их... ».
Формирование
Миссия братьев состояла в том, чтобы растолковать людям христианское вероучение на их родном языке. А для этого нужно было сначала перевести богослужебные книги с греческого языка на славянский. Вот потому и занялись Кирилл и Мефодий разработкой новой азбуки. Они создали даже 2 азбуки - кириллицу и глаголицу, но глаголица со временем была забыта (на Руси ею пользовались только в самые первые годы развития и распространения письменности). От кириллицы и происходит наш русский алфавит. На её основе были созданы также украинский, белорусский и болгарский алфавиты - вот почему эти языки так похожи.
Конечно, тот алфавит, которым мы пользуемся сейчас, мало похож на древний старославянский алфавит. И современный русский язык тоже сильно отличается от старославянского и древнерусского языков.
Кириллица во многом похожа на наше современное письмо. Если вы посмотрите на буквы этой азбуки, то увидите, что многие буквы исчезли из нашего современного употребления:
- юс большой и юс малый (они обозначали носовые гласные; эти звуки остались в польском и французском языках);
- вместо фиты и ферта мы используем букву ф;
- вместо зело и земля - букву з;
- вместо ять и есть - букву е;
- кси и пси.
Ну и конечно, многие буквы кириллицы с течением времени изменили своё начертание. Названия современных букв тоже стали короче.
Буквы кириллицы имели первоначально ещё и числовое значение, то есть употреблялись вместо цифр.
У кириллицы было несколько видов начертаний. Долгое время (особенно у восточных славян) сохранялось уставное письмо, или устав: кириллические буквы писались прямо, одна отдельно от другой. Уставом писали в основном богослужебные книги. С течением времени устав заменился полууставом, который встречается в книгах XV-XVII веков. По образцу полуустава был отлит шрифт первых русских печатных книг.
Полуустав сменился скорописью, в которой первоначальное начертание кириллических букв значительно изменилось. Начиная со времени Петра I кириллица, из которой были исключены некоторые буквы, получила название русской гражданской азбуки. Так несколько видоизменённая кириллица легла в основу нашего современного алфавита.
Грамотность высоко ценилась на Руси. Из глубины веков дошли до нас памятники древней русской письменности: церковные книги, своды законов, деловые документы, летописи, литературные произведения. Старейшие сохранившиеся русские рукописные книги относятся к XI веку. Переписывание от руки в Древней Руси было единственным способом "тиражирования" книги и распространения её среди грамотных людей.
Появление книгопечатания на Руси стало началом новой эпохи
Глаголица
«Житиe Кирилла» так рассказывает о создании славянской азбуки: «С помощью своего брата, святого Мефодия (Михаила) и учеников Горазда, Климента, Саввы, Наума и Ангеляра он составил славянскую азбуку и перевёл на славянский язык книги, без которых не могло совершаться Богослужение ».
Целый ряд фактов указывает на то, что глаголица была создана до кириллицы, а та в свою очередь создавалась на базе глаголицы и греческого алфавита. Древнейшая сохранившаяся глаголическая надпись с точной датировкой относится к 893 году, сделана в церкви болгарского царя Симеона в Преславе. А древнейшие рукописные памятники (в том числе «Киевские листки», датируемые X веком) написаны именно на глаголице, причём написаны более архаическим языком, близким по фонетическому составу к языку южных славян.
На большую древность глаголицы указывают и палимпсесты (рукописи на пергаменте, в которых старый текст соскоблен и по нему написан новый). На всех сохранившихся палимпсестах соскоблена глаголица, и новый текст написан кириллицей. Нет ни одного палимпсеста, в котором была бы соскоблена кириллица и по ней написана глаголица. В трактате «О письменах» Черноризец Храбр (начало X в.) подчёркивает различие в написании греческих букв и славянской азбуки Кирилла и Мефодия, видимо глаголицы:
Из приведённой цитаты можно сделать вывод о существовании определённого недовольства азбукой Кирилла и Мефодия, которое, возможно, и привело к переходу на кириллицу.
Алфавит поздней глаголицы
Рисунок 1 - Алфавит поздней глаголицы.
В популярной литературе встречается мнение, будто глаголица была основана Константином (Кириллом) Философом на некоем древнем славянском, которое якобы использовалось в сакральных языческих и мирских целях до принятия христианства в древних славянских государствах; внятных доказательств этому (как и вообще существованию «славянских рун») нет. Римско-католическая церковь в борьбе против службы на славянском языке среди хорватов называла глаголицу «готскими письменами». На соборе епископов Далмации и Хорватии в 1059 году:
Облик букв ранней (круглой) глаголицы в чём-то совпадает с хуцури, грузинским церковным алфавитом, созданным до IX в., возможно на основе армянского. К тому же количество букв в хуцури, 38, совпадает с количеством букв в славянской азбуке, посчитанных Черноризцем Храбром в его трактате. В некоторых буквах (и в целом в системе дорисовывания на концах линий маленьких кружочков) имеется поразительное сходство со средневековыми еврейскими каббалистическими шрифтами и исландскими «руническими» тайнописями. Всё это может быть не случайным, так как признаётся, что св. Константин Философ был знаком с восточными алфавитами (читал древнееврейские тексты в подлиннике), о чём упомянуто и в житии святого. Начертание большинства букв глаголицы обычно выводят из греческой скорописи, а для негреческих звуков привлекают еврейскую азбуку, однако бесспорных объяснений формы почти ни для одной буквы нет.
Глаголический и кириллический алфавиты в своих древнейших вариантах почти полностью совпадают по составу, различаясь только формой букв. При переиздании глаголических текстов типографским способом глаголические буквы обычно заменяют кириллицей (поскольку сегодня мало кто умеет читать глаголицу). Однако числовое значение букв глаголицы и кириллицы не совпадает, что иногда приводит к недоразумениям. В глаголице числовые значения букв упорядочены в соответствии с порядком букв, а в кириллице они привязаны к числовым значениям соответствующих букв греческого алфавита.
Обычно говорят о двух видах глаголицы: более древней «круглой», также известной как болгарская, и более поздней «угловатой», хорватской (названной так потому, что до середины XX века она использовалась хорватскими католиками при совершении богослужений по глаголическому обряду). Алфавит последней постепенно сократился с 41 до 30 знаков. Наряду с уставным книжным существовало также глаголическое курсивное письмо (скоропись).
В Древней Руси глаголица практически не использовалась, встречаются лишь отдельные вкрапления глаголических букв в текстах, написанных на кириллице. Глаголица являлась азбукой для передачи прежде всего церковных текстов, сохранившиеся древнерусские памятники бытовой письменности до крещения Руси (самый ранний: надпись на горшке из кургана Гнёздово, датируемая 1-й половиной X века) используют кириллицу. Встречается использование глаголицы в качестве тайнописи.
Кириллица
Появление кириллицы, воспроизводящей греческое уставное (торжественное) письмо, связывают с деятельностью болгарской школы книжников (после Кирилла и Мефодия). В частности, в житии св. Климента Охридского прямо пишется о создании им славянской письменности уже после Кирилла и Мефодия. Благодаря предыдущей деятельности братьев азбука получила широкое распространение в южнославянских землях, что привело в 885 году к запрещению её использования в церковной службе римским папой, боровшимся с результатами миссии Константина-Кирилла и Мефодия.
В Болгарии святой царь Борис в 860 г. принял христианство. Болгария становится центром распространения славянской письменности. Здесь создаётся первая славянская книжная школа - Преславская книжная школа - переписываются кирилло-мефодиевские оригиналы богослужебных книг (Евангелие, Псалтирь, Апостол, церковные службы), делаются новые славянские переводы с греческого языка, появляются оригинальные произведения на старославянском языке («О письменехъ Чрьноризца Храбра»).
Широкое распространение славянской письменности, её «золотой век», относится ко времени царствования в Болгарии царя Симеона Великого(893-927 гг.), сына царя Бориса. Позже старославянский язык проникает в Сербию, а в конце X века становится языком церкви в Киевской Руси.
Старославянский язык, будучи языком церкви на Руси, испытывал на себе влияние древнерусского языка. Это был старославянский язык русской редакции, так как включал в себя элементы живой восточнославянской речи.
Первоначально кириллицей пользовались часть южных славян, восточные славяне, а также румыны (см. статью «румынская кириллица»); со временем их алфавиты несколько разошлись друг от друга, хотя начертание букв и принципы орфографии оставались (за исключением западно-сербского варианта, так называемой босанчицы) в целом едиными.
Азбука кириллицы
Рисунок 2 - Кириллица.
Состав первоначальной кириллической азбуки нам неизвестен; «классическая» старославянская кириллица из 43 букв, вероятно, частью содержит более поздние буквы (ы, оу, йотированные). Кириллица целиком включает греческий алфавит, но некоторые сугубо греческие буквы (кси, пси, фита, ижица) стоят не на своём исходном месте, а вынесены в конец. Некоторые буквы кириллицы, отсутствующие в греческом алфавите, по очертаниям близки к глаголическим. Ц и Ш внешне схожи с некоторыми буквами ряда алфавитов того времени (арамейское письмо, эфиопское письмо, коптское письмо, еврейское письмо, брахми) и установить однозначно источник заимствования не представляется возможным. Б по очертаниям схожа с В, Щ с Ш. Принципы создания диграфов в кириллице (Ы из ЪІ, ОУ, йотированные буквы) в общем следуют за глаголическими.
Буквы кириллицы используются для записи чисел в точности по греческой системе. Вместо пары совсем архаических знаков - сампи и стигма, - которые даже в классический 24-буквенный греческий алфавит не входят, приспособлены другие славянские буквы - Ц (900) и S (6); впоследствии и третий такой знак, коппа, первоначально использовавшийся в кириллице для обозначения 90, был вытеснен буквой Ч. Некоторые буквы, отсутствующие в греческом алфавите (например, Б, Ж), не имеют числового значения. Это отличает кириллицу от глаголицы, где числовые значения не соответствовали греческим и эти буквы не пропускались.
Буквы кириллицы имеют собственные названия, по различным нарицательным славянским именам, которые с них начинаются, или прямо взятые из греческого (кси, пси); этимология ряда названий спорна.
